[jullotus]

Софикуся почитай, помнишь о чем я говорила, только сформулировано и классифицировано)))

09.10.2009 в 12:52

Пишет  Эрл Грей:

Из статьи Владимира Елистратова "Язык как зеркало эпохи"

“Глобализации” (или, если угодно, “протоглобализации”) в истории проходили по-разному и имели различный характер. Но так или иначе, они, помимо чисто прагматической подоплеки, неизбежно несли в себе три компонента: языковый, культурно-цивилизационный и религиозный (иногда, как его “сублимация” — идеологический, как в случае с “советизацией”). Соотношение данных компонентов может быть различным.

Например, первоначально глобальная арабизация-исламизация мира (от Испании до Индии) имела религиозно-языковой характер. Часть стран арабизировалась, то есть “поддалась” обоим компонентам, часть — исламизировалась, но не арабизировалась (Турция, например). Позднее, в эпоху расцвета Басры и Куфы и, наконец, Багдада, подключился культурно-цивилизационный фактор. Проще говоря, арабы, адаптировав персидские и другие культурные элементы, создали свой, чрезвычайно обаятельный тип культуры, образа жизни, перед которым трудно было устоять всем прозелитам и неофитам.

Для сравнения: в эллинизации, несмотря на формально присутствующую религиозную составляющую, был силен культурно-языковой элемент.

Галлизация Европы XVII-XIX веков, хорошо нам известная по истории нашей собственной страны, тоже была отчетливо культурно-языковой, даже без намека на религиозность.

“Протестантизация” мира, начатая в XVI веке и продолжающаяся до сих пор, внешне весьма пестрая, тем не менее, навязывает религию и образ жизни (о прагматической доминанте умолчим), но никакого языка не навязывает. Хотя, заметим в скобках, несет с собой непременную “критику” данного национального языка — вернее, критику качества священных текстов, написанных на “непротестантском” языке. Например, русский Синодальный перевод Библии — объект постоянной критики протестантов.

Комментарии к десяткам других различных протоглобализаций в истории человечества можно было бы продолжить. Впрочем, об этом уже и без меня написано очень много и с различной степенью компетенции.

Что мы видим сейчас?

Прежде всего хотелось бы решительно “развести” глобализацию и американизацию. Их различие очевидно. Однако в обывательском представлении они близки, почти синонимы.

Американизация как планомерная пропаганда американского образа жизни и (косвенно) “американского английского” языка — явление частное, временное и, судя по всему, уже прошедшее свой “пик” где-то в 70—90-х годах ХХ века. Типологически, как это ни парадоксально, американизация близка к эллинизации: в центре здесь стоит некий комфортабельный, богатый, беззаботно-“расслабленный” образ жизни. Явно мифологизированный. В эллинах представителей других народов привлекала преимущественно не спартанская доблесть (спартанцы, кстати, в результате “чисто демографически” выродились), а вино, оливки, музыка и все прочее, что и сейчас “тянет” в Грецию миллионы туристов.

Можно сказать, что американизация на определенном этапе, совпав со “взрывом” информационных инноваций, стала своего рода ферментом и катализатором глобализации. Но не более того. Можно сказать, что американизация — это некая предглобализация, тот ее предварительный этап, на котором культурно-языковая (и в совсем слабой степени — религиозная) составляющая, пусть и в сниженном, почти пародийно-китчевом виде, но все-таки присутствовала.

Глобализация же, которая по-настоящему только-только разворачивающаяся на наших глазах, есть явление внерелигиозное, внеязыковое, внекультурное... И даже внеидеологическое. Скажем, сакраментальные “права человека” как культурно-идеологическая “база” глобализации уже давно воспринимаются всеми здравомыслящими людьми как политический механизм, не более того. Ценностное содержание из этого словосочетания выветривается на глазах, и оно становится банальным клише. Это уже почти музейный экспонат, вроде “свободы, равенства и братства” или “пролетарии всех стран соединяйтесь”. Что же касается языка, культуры и религии, то они в “глобализационном измерении” из субъектов переходят в разряд объектов, то есть — прежде всего — предметов купли-продажи.

Надо четко понять, что никакого “своего” языка, “своей” культуры и “своей” религии “глобализационная эпоха” иметь не будет.

Эра глобализации — это эпоха глобального рынка культур, языков и религий. Эпоха, если можно так выразиться, регулируемых экономикой мод на культуры, языки и религии, мод-проектов на “духовные веяния” в связи, разумеется, с материальными потребностями мировой экономики. При этом вряд ли речь будет идти о культурно-языковом или религиозном антагонизме внутри “глобального пространства”. Подобно тому, как японцы скупают английские компании, производящие английские автомобили, так и “японский культурный проект” со всем его национальным своеобразием — японским языком, синто, саке, суши, икебанами и сакурами — могут скупить, скажем, китайцы. Обучение русскому языку как иностранному (специалисты употребляют по отношению к данной области гуманитарного знания аббревиатуру РКИ) в качестве глобального проекта вполне могут скупить в будущем какие-нибудь турки или немцы, если это будет им выгодно. И начнут замечательно продвигать русский язык и русскую культуру по всему миру. Пока русский проект будет доходен... Список этот может быть продолжен до бесконечности...

Таким образом, глобализация подразумевает создание общепланетарного рынка духовных ценностей, в том числе и языков, с разветвленной системой “форматов”, “брендов”, “проектов”, с конкуренцией, укрупнениями и прочими механизмами, присущими современному рынку. Все это было и прежде, но новейшие информационные технологии, стремительное развитие планетарной инфраструктуры, а главное, нарастающий духовный дискомфорт “людей цивилизации” приведут к востребованности и рентабельности “духовного товара”.

Ясно, что любое действие порождает противодействие, и глобализация неизбежно породит регионолизацию. Однако вряд ли речь в будущем пойдет о крайне жестком противостоянии “глобалистов” и “антиглобалистов”, о какой-то непримиримой конфронтации... Думается, что ситуация глобализации активизирует в культурах, языках и религиях ряд процессов, которые в конечном счете приведут к выработке неких “буферных механизмов”. Впрочем, это уже совсем гипотетическая область.

Попробую вкратце обозначить основные пункты на оси: “глобализация — национальные языки”.

Глобализация может привести и уже приводит к тому, что в национальных языках усилится тенденция к так называемому двуязычию. В этом смысле национальные языки в XXI веке глубинно-типологически приблизятся к средневековым. Та сфера языка, которая безоговорочно “подключится” к глобализации (условно — “глобалистско-проданная” сфера), сильно пиджинизируется (или — макаронизируется1, как угодно). Профессиональные жаргоны современных трейдеров, брокеров, программистов — яркие тому примеры. Безусловно, параллельно усилятся тенденции “охранительского” плана. Национально-региональная интеллигенция будет создавать свой “сакральный” язык и всячески “оберегать” его от “глобалистско-проданной” сферы2. Такой “неопуризм” неизбежен. Какое начало в нем будет преобладать — религиозное, культурное или собственно языковое — мы можем лишь предполагать. Судя по всему, возможны разные варианты.
Сейчас хорошо известно противостояние “культуры” и “массовой культуры”.. Глобализационная эпоха будет все больше “смещать” его к противоборству “национальное” — “интеранациональное”. Причем борьба будет идти и в сфере языка. Этническая музыка, этнический костюм и тому подобные атрибуты местного, национального вполне подвластны глобальному “духовному рынку”, поскольку они универсально-семиотичны, то есть видимы, слышны, ощутимы и не нуждаются в переводах или толкованиях. Сфера национального языка — я говорю не столько о словаре, сколько о той самой сакраментальной “непереводимой игре слов” и “местных идиоматических выражениях” — единственное, что неподвластно глобализации. Поэтому эра глобализация — это эпоха чисто филологического, лингвистического неоромантизма.

В бытовой, “профанной” сфере национальных языков, надо думать, процесс интернациональной унификации будет идти не только через заимствования, но и через формирование своего рода международного, космополитического “лингвопсихотипа”. Уже сейчас мы наблюдаем интереснейшие и, честно говоря, труднообъяснимые вещи: “поп-тексты” на разных языках совершенно однотипны. Журнал “Cosmopolitаn” на китайском совершенно похож на “Cosmopolitаn” на испанском. Не оформлением, макетом, фотографиями, это естественно — удивительно, что похож именно по языку. Надо умудриться сделать так похожими китайский и испанский!

Языки странным образом уже сейчас унифицируются по “словам-паразитам”. Наши “как бы”, “да?”, “короче”, “на самом деле” и прочие имеют свои аналоги во многих языках, вплоть до хинди или японского, столь же частотны в них и вызывают столь же интенсивное отторжение со стороны “неопуристов”.

Во многих языках усиливается категория неопределенности (“где-то в семь”, “в семь — плюс-минус”, “где-то так в семь примерно”, “часов в семь — туда-сюда”... Все это похоже на некоторую тотальную неуверенность, своего рода экзистенциальную фрустрацию.

Массовая “художественная” проза совершенно универсальна и все более легко переводится с любого языка на любой. Исчезает “роковая проблема” всякого добросовестного переводчика, который каждый раз с горечью убеждается, что полный, настоящий перевод хорошей книги сделать невозможно. Как ни бейся, все языковое своеобразие, богатство, неуловимое очарование исходного текста на другом языке непередаваемо. Ныне перевод “масслитовского” произведения полностью соответствует оригиналу. В словаре автора не встречается ничего сугубо национального — ни единого слова, ни единого выражения, для которого не нашлось бы эквивалента в словаре переводчика. И вот первые последствия: нынешний сорокалетний русский еще отличает оригинальный русский текст от перевода с нерусского, чувствует его “идентичность”, российские же подростки в большинстве своем — нет.

Упрощается и произношение. Фонетисты в разных языках отмечают тенденции к тотальному ослаблению четкости артикуляции. Здесь, по всей вероятности, работает опять же тотальная масскультурная установка на релаксацию (“расслабься”, “не парься”, “забей” и проч. — все это жаргонные рефлексы той же глубинной тенденции).

Далее: глобализация приведет (и уже приводит) к росту значимости в повседневной жизни людей “новой иероглифики” или “новой пиктографии”. Не к росту значимости тех или иных фонетических языков международного общения, типа английского (“международный английский” давно уже не превышает своим разнообразием язык Эллочки-людоедки), а именно к увеличению роли пиктографии: от компьютерных смайликов до знаков дорожного движения и условных обозначений в аэропортах. И они тоже будут унифицироваться. Сколько раньше было обозначений, извините, мужского и женского туалетов. Тысячи и тысячи. Шляпы, трости, юбки, сигареты… Пока все не свелось к комбинации “треугольничек-кружок”. Пиктография и иероглифика изначально выполняли роль международного языка общения, как это было еще в древнем Междуречье. С чего начали, тем и кончили. Все логично.

Наконец, судя по всему, глобализация (вернее — сопровождающая ее регионализация) приведет к чисто количественному увеличению национальных языков. Диалекты станут активно переходить в языки. Это уже происходит, особенно активно — в “единой” Европе. Не исключено, что традиционное понятие диалекта вообще трансформируется, приобретет новый, лингвополитический, юридический статус, и местные говоры сделаются чем-то вроде промежуточных языков, претендующих на роль самостоятельных. Не исключено также, что именно на эти “малые языки” и разовьется особая неопуристическая мода. И “большая”, “высокая” словесность “перекочует” в “малые”, “неглобалистские” языки. А вот массовая “глобалистско-проданная” культура будет бытовать в сфере “глобалистско-проданных” “больших” языков, типа английского или испанского.

Словом, нас явно ждет много интересного. И вопреки расхожему, массовому мнению так называемый глобализм, своего рода классицизм XXI века, с его установками на стандартизацию и унификацию, как нам кажется, парадоксальным образом даст новый импульс к “неоромантическому” развитию национальных языков и развитию всего того, что мы называем настоящей, высокой культурой.

В 90-х годах русским языком занимались исключительно преподаватели-русисты и ученые-русисты. Как им и положено. И, кстати, в русистике было сделано очень и очень много интересного, несмотря на то, что зарплата преподавателя МГУ или научного сотрудника Института русского языка (я это очень хорошо помню) равнялась стоимости килограмма клубники на рынке. Или двух-трех бутылок водки. Это уж кому что ближе…

Девяностые годы, безо всякого преувеличения, — время для русистики героическое и плодотворное. Но в СМИ о русском языке почти ничего не говорилось. Разве что о жаргоне, мате и тому подобных “жареных” материях. Государство о русском языке не думало. Попытка создать совет по русскому языку при президенте Ельцине ничем не закончилась. Посидели, поговорили и разошлись. Денег-то нет. О чем же разговаривать?

В 2004-2005 годах ситуация кардинально изменилась. Причем, как это обычно и бывает в России, инициатива пошла “сверху”. “Снизу”-то она тоже была, но ее никто не учитывал. Один из высокопоставленных чиновников на одном из собраний “единороссов” сказал примерно следующее:

Нам нужна новая идеология. И она у нас есть. Но проблема в том, что она не высказана. То есть не сформулирована, не проартикулирована. А чтобы ее проартикулировать, иначе говоря, превратить в более-менее связные слова, словосочетания, предложения и в конце концов тексты, чтобы ее поняли те самые “массы”, нам нужно, товарищи, заниматься языком.

Далее высокопоставленный чиновник стал сыпать остроумными примерами-“ремейками”. Скажем, каков основной принцип “Единой России”? “Кто не против нас, тот за нас”. Каков главный лозунг эпохи? “По мере продвижения к демократии усиливается информационная борьба”. И прочее в этом же роде. Кому надо, тот понял. В общем, довольно мило.

Но — кроме шуток — действительно: новое время — новые песни. Надо что-то делать. Власть должна вменяемо говорить с людьми. А она мямлит что-то маловразумительное и явно скучное. Россияне все меньше читают и слушают русские тексты. Шквал переводной и, как правило, плохо переведенной литературы и столь же сомнительно переведенного зарубежного кино буквально задавил исконно русскую речь. Школьники не знакомы с русской классикой. Они матерятся и сыплют иностранными заимствованиями. Это нехорошо. Огромное количество соотечественников в ближнем и дальнем зарубежье задыхается от отсутствия связи с Россией. Связи именно через язык. А через что же еще?

Год русского языка состоялся. Какие-то итоги можно подвести. Конспективно. По пунктам.

Первое, о чем хочется сказать, — об отношении к русскому языку в мире. Здесь можно выделить четыре доминирующие установки.

1. Русского языка боятся как средства экспансии: идеологической, политической, экономической и даже военной. Надо сказать, что здесь наблюдается явная асимметрия “официального” и “реального”. Например, в Прибалтике (прежде всего, в Эстонии и Латвии) все, вроде бы, “против” русского языка и всего русского (достаточно вспомнить историю с переносом памятника в Таллинне и т.п.). Но в реальности все — и в том числе даже многие эстонцы и латыши — очень хотят учить русский язык. И даже крупные прибалтийские националисты, принимающие законы, вытесняющие все русское из Прибалтики, втайне (!) учат своих отпрысков языку Пушкина и Достоевского. Это — факт. В первую очередь, конечно, не потому что это язык Пушкина и Достоевского, а потому что это язык Путина, Медведева, а заодно и Дерипаски с Абрамовичем. Россия, несмотря ни на что, упрямо укрепляется экономически, расширяет свою бизнес-экспансию, и это автоматически поднимает спрос на русский язык. При этом, можно сказать, лавинообразно.

2. Русский язык изучают из чисто прагматических соображений. Прагматика может быть разной. Это не только желание наладить бизнес в России. Например, в некоторых странах ЕС учить русский язык материально выгодно. За знание иностранного языка там доплачивают, и, скажем, полякам или чехам проще сдать экзамен по родственному русскому языку, чем по немецкому или французскому.

3. Русский язык изучают, потому что хотят приобщиться к русской культуре. Надо честно сознаться: интерес к русской культуре не так велик, как нам хотелось бы. На Западе среди молодежи он совсем не велик. И будет сокращаться. Восток в этом отношении куда менее прагматичен.

4. К русскому языку равнодушны. Тут, что называется, “без комментариев”. Разве что единственная оговорка: количество равнодушных к русскому языку в мире обратно пропорционально роли России в мире. Впрочем, и страх перед русским языком прямо пропорционален силе России. Диалектика.

Думаю, можно, как минимум, говорить о классическом русском нормативном языке и о новом русском языке. Или: о первой норме и второй норме. Термины, разумеется, условны. “Первая норма” — это классика XIX века и многое из XX (составить перечень текстов, определяющих норму, — дело не такое уж легкое и, главное, долгое, на которое здесь нет места; ограничусь констатацией). “Вторая норма” — это многое из XX века, и находится она сейчас в стадии формирования. Вероятно (и эта мысль уже неоднократно уже выдвигалась лингвистами), “норма-2” будет не только и не столько “литературным языком”, сколько языком СМИ, Интернета. Повторю: Россия продолжает быть логоцентричной страной, но мы должны признать, что литературоцентричной она быть перестала.

...русской культуре в целом на протяжении долгого времени было свойственно отождествлять художественный мир русской классической литературы с реальным русским миром. Самое интересное, что нам “поверили” и на Западе. И решили, что по Толстому, Достоевскому, Чехову можно изучать реальную Россию. Трудно удержаться, чтобы не привести цитату из весьма эмоциональной и полемичной, но, в сущности, очень верной работы Ивана Солоневича “Народная монархия”: “Психология народа не может быть понята по его литературе. Литература отражает только отдельные клочки национального быта — и, кроме того, клочки, резко окрашенные в цвет лорнета наблюдателя. Так, Лев Толстой, разочарованный крепостник, с одной стороны, рисовал быт русской знати, окрашенный в цвет розовой идеализации этого быта, и, с другой, отражал чувства обреченности (здесь и далее выделено И.С.) родного писателю слоя. Ф.Достоевский — быт деклассированного и озлобленного разночинца, окрашенный в тон писательской эпилепсии. А.Чехов — быт мелкой интеллигенции, туберкулезного происхождения. М.Горький — социал-демократического босяка. Л.Андреев — просто свои алкогольные кошмары. Алкогольные кошмары Эдгара По никто не принимает за выражение северо-американского духа, как никто не принимает байроновский пессимизм за выражение великобританской идеи. Безуховы и Болконские могли быть. Каратаевых и Свидригайловых быть не могло. Плюшкины могли быть, как могли быть и Обломовы, но ни один из этих героев никак не характеризует национальной психологии русского народа”

Невероятная художественная сила и достоверность русской классической литературы и соответственно России. Не случайно идеологи национал-социализма в Германии перед войной упорно “изучали” русский национальный характер по Плюшкину, Обломову, Каратаеву, Онегину и др. Все попытки того же Солоневича, который в то время был в Германии, убедить немецких мыслителей в том, что существует явное различие между среднестатистическим русским и Обломовым и что лучше изучать русский характер, например, по известной книге химика Менделеева о России или, на худой конец, по рассказу Николая Лескова “Железная воля”, не увенчались успехом. Художественные типы русской словесности прекрасно ложились в идеологические схемы национал-социализма, согласно которым русские пассивны, ленивы, не самостоятельны и так далее и тому подобное. (Муа-ха-ха!)

Дружба народов

Comments

[Fiko]

хочется возразить, но ничего пока не придумала)))) пожалуй соглашусь, что наступила эра глобального купи-продай. Бээээ...

[jullotus]

а када не была эра купи-продай?)))

[Fiko]

когда я была белокудрой малышкой

[jullotus]

ыыыыыыы)))) привет КБ)))))) тока я написала про белокудрых постом выше))))
включи асю, бякис))))

[Fiko]

нимаху щас мамка заставляет идтить и есть рыбный суп!

[jullotus]

иди и ешь а потом включай))))) мамке и супу превед)))

[Fiko]

супчик под названием "Кость в горле"